ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника Части первая, вторая - Страница 103

103

— Да, в июле 14-го никто не знал, что война уже на носу. Как же вы воротились в Россию?

— Кружным путем. Отношение к нам после начала войны стало в Цюрихе весьма прохладным, неласковым. Все-таки это немецкая Швейцария. Еле перебрались в Италию. В Генуе застали русский пароход «Курск», старенький, грязный, но свой! Плыли Гибралтаром, ужасно качало в Бискайском заливе. Помню, в Портсмуте дня три наш бедный пароходишко торчал прямо борт о борт с великолепной «Лузитанией», госпитальным судном. Вместе и покидали порт. Через несколько часов «Лузитанию» пустила ко дну германская субмарина, а наш пароходик проскочил, видимо, немцы просто не обратили на нас внимания. Потом — мимо норвежских шхер, мыса Нордкап, до Белого моря. И, верите ли, даже там, в закрытом море, нас уже не покидало чувство неуверенности — все ждали торпедной атаки. Пугались каждой крупной белухи, когда выныривала. И вот, наконец, Мудъюгский маяк с левого борта и — порт Архангельск.

— Ужасный город! Кругом — болота, улицы грязные, рыбой все пропахло. Это супруг мне рассказывал. Говорят, мостовые деревянные...

— Господи! А нам он показался таким родным, что хотелось те деревянные мостовые целовать, каждый домик бревенчатый был милее флорентийских дворцов! И река там величавая. Когда мы ее переплыли на катере, наш пароход «Курск» показался нам прямо игрушечным с противоположного левого берега, где железнодорожная станция. Оттуда поездом, через Вологду, прямо домой в Питер.

— Да, целое путешествие... Слушайте, Катюша, а сейчас-то вы зачем в Японию?.. Впрочем, давеча ваш супруг вскользь упоминал, что брат его Валерий служит там драгоманом в нашем посольстве. Значит, братья решили быть поближе друг к другу?

За короткие месяцы своей дипломатической деятельности в НКИД Катя поняла, что в любом разговоре никогда не надо спешить с признаниями и откровенностями Мол, главным источником излишней осведомленности посторонних о наших тайнах являемся... мы сами! Нужно ли открывать этой даме правду об антагонизме братьев? Ибо Валерий молод, может еще изменить свои нынешние антисоветские взгляды, понять благородство и высшую человечность революционных идей и очутиться на стороне брата. Она уклончиво ответила:

— Валерий слишком еще незрел, чтобы принимать серьезные жизненные решения. Он находится в Токио временно, просто для языковой практики. Нет, нет, наша поездка совсем не зависит от его драгоманетва.

— Но сами вы, Катюша? Что же вы-то будете здесь делать?

— Сначала только бы управиться с секретарскими обязанностями при муже. Я ведь тоже, как и он, получила жалованье за год вперед как секретарь-переводчица. Придется быстро подучиться обиходному японскому, знать хотя бы счет, вежливые обращения, бытовые слова... Дел много!

— И вы действительно рассчитываете пробыть здесь целый год? Не боитесь соскучиться по родным, по России? Раз уж вы так остро переживали разлуку с ней, будучи в Европе... Здесь-то — как на Луне!

— Думаю, соскучиться просто не успею. А он — тем более.

— Не сочтите нескромной просьбу объяснить… каковы же его планы?

— Ну, их не назовешь «его планами». Ведь он — Особоуполномоченный Высшего Военного Совета. Ваш муж, вероятно, знает, что речь идет о некоторых заказах, уже оплаченных японцами. Дело Валентина, а значит, — и мое, как его помощницы, — принять эти поставки, проверить качество и проследить за транспортировкой их в Россию морем и сушей.

— Это все я знаю... Даже газеты про это писали. Поставки чисто военные: винтовки, патроны, снаряды... Ведь так? Я совсем о другом. Знаю, что до Кестнера был направлен из России в Японию старый дипломат, кажется, барон Б., с той же задачей. Он на все эти поставки махнул рукой и решил просто остаться за границей. Наше посольство в Токио, насколько я знаю, поддержало его. По-моему, барон Б, состоит теперь уже в штате посольства. Вероятно, эти обстоятельства вам, Катюша, тоже известны... А главное, посольство, кажется, уже приняло поставки и само ими распорядилось. Значит вам с мужем останется только убедиться в бесполезности вашей миссии. И... сделать выводы!

...В осторожных намеках собеседницы, моложавой еще, очень породистой-светской женщины еще не прозвучало прямое приглашение раскрыть карты: мол, взаправду вы такие красные или только притворялись до поры, до времени? Катю настораживало лишь частое повторение фраз о «нашем посольстве». Ибо еще в Петрограде замнаркомвоенмора товарищ Эфраим Склянский в беседе с отъезжающей в Токио четой Кестнеров предупреждал, что главной помехой их миссии явится, по-видимому, именно русское посольство в Токио. Увы, оно было отнюдь не «нашим» для Кати и Валентина!

Ах, как хотелось тогда Кате продлить беседу с товарищем Склянским, в его суровом кабинете! Были там карты фронтов, прямые телефоны, телеграфный аппарат, кучка сводок на столе. Но в самом хозяине кабинета, несмотря на строгую военную форму, угадывался тонкий интеллектуализм, сознательно подавляемая природная мягкость, любовь к поэзии, искусству. Замнаркома не мог позволить себе надолго отвлекаться от деловых тем, но богатство ассоциаций, свобода в выборе литературных сравнений, осведомленность о культурных ценностях Японии — все это остро и радостно ощутили Валентин и Катя. Склянский посоветовал им:

— Вам придется нащупать, кто в посольстве или в его русском окружении сможет проникнуться идеями пролетарской революции и помочь вам, явно или тайно. Мне кажется, что тут, товарищ Кестнер, ваша молодая супруга сможет быть вам весьма полезной... Кстати, успели ли вы оформить ваш брак? В порядке ли ваши бумаги?

103