ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника Части первая, вторая - Страница 114


К оглавлению

114

— Потом — Владикавказ и... Казбек! А еще дальше — какая-нибудь дикая щель, утонувшая в лесном плюще! На бреге черноморском!

— Боже, какой соблазн! «Но смерть, но власть, но бедствия народны...» Вы лишили меня покоя, сеньор! Мне безумно хочется в дикую щель! Конечно, если все обсудить здраво, — это нереально, но... восхитительно!

Разговор происходил, когда с борта «Воронежа, после крутого поворота Волги, вдруг неожиданно открылся изумительный вид на Астрахань, с кремлевскими башнями, стройной колокольней, пятиглавым собором и огромным портом, какого Роня еще не видал на Волге.

У трамвайной остановки они восхитились афишей астраханского цирка: «Только один день, проездом в Париж, даст представление знаменитый Ампер-старший, Человек-Молния!» Стало ясно, что школьный мсье Андре Мари Ампер был младшим и не знаменитым!

Именно у этой так запомнившейся им афиши Екатерина Георгиевна приняла и объявила собеседнику окончательное решение:

— Роня! У меня нет запаса душевных сил ждать ваших возвращений с Казбеков и Ушб! Ставлю перед вами выбор: или я, или горы! Во всем остальном я готова безоговорочно подчиниться. Но пока мы вместе — о восхождении и речи не будет! Решайте сейчас же!

Он, не раздумывая, условие принял.


* * *


Только вспомни, какими долинами

Разверзался под нами мир!..

Из поэмы Рональда Вальдека


Они продали билеты с большой уценкой и устроились не в гостинице, а на постоялом дворе «Каспий» близ базара. Трехкоечный номер в «Каспии» стоил совсем дешево! Но тут чуть не произошел большой конфуз! У них взяли документы — записать в книгу приезжих. С другого конца коридора он увидел растерянное выражение ее лица. Когда подоспел на помощь, оказалось, что татарка-дежурная никак не разберет фамилию главы семьи, а супруга... никак ее не вспомнит!

Часами бродили в Рыбном порту, что в устье реки Кутум. Там и воды не видно было за великим множеством парусных и моторных рыбачьих судов. Жизнь на этих судах шла увлекательная!

Величавый издали астраханский кремль оказался запущенным, ободранным и мрачнейшим. Часовой с винтовкой даже близко не подпустил к Пречистинским вратам, встроенным в колокольне. Пришлось просто обойти кремль снаружи по Октябрьской и Желябовской улицам. Встречный астраханец объяснил, почему не пускают:

— Там давно уже военный городок. До прошлого года был имени товарища Троцкого. А теперь — не знаю, должно быть, переименовали...

Потом в течение целого дня плыли дельтой Волги на полуморском судне с открытой палубой до 12-футового рейда среди почти нетронутой природы — в царстве птиц, сочной зелени и заповедной рыбы. Когда проходили мимо береговой тихой заводи, смогли различить на воде бело-розовую крапинку и узнали, что это царственный цветок лотоса, а чуть позади, на берегу, заметили силуэт одинокого фламинго, тоже изысканного бело-розового оттенка.

Судно шло навстречу морскому ветру. Берега неприметно отступали, отставали, превращались в далекие полоски, потом — в марево. На 9-футовом рейде слегка покачивало. А на 12-футовом посадка на видавший виды «Спартак» линии Астрахань-Баку происходила уже в штормовую погоду. Казалось просто невероятным, чтобы морякам Каспия удалось благополучно перебросить пассажиров и их кладь с одного танцующего борта на другой, повыше, но столь же бурно пляшущий. Однако милостивый Нептун ограничился невысокой данью — в воду упал всего один-единственный сундучок молодой цыганки, что только развеселило ее спутников и супруга.

Маленький, грязный и храбрый «Спартак» поднял якоря с 12-футовой глубины и упрямо потек навстречу высокой волне.

...Втроем они лежали около своих чемоданов на укрытой парусиной горловине носового трапа. Цыгане азартно играли в карты прямо на тигровом пледе, прикрывающем ноги Екатерины Павловны, но странным образом она, не выносившая фамильярностей, заигрывания или грубости, отнеслась к этому довольно благодушно. У нее, по отцовской линии, текло в жилах некоторое количество крови молдаванских господарей и, возможно, это чуть-чуть отражалось на ее внешности, придавало смуглость и роднило с южанами. Во всяком случае, цыганка, оставшаяся без сундучка, попросила:

— Красивая, счастливая, подари что-нибудь на память о тебе!

Екатерина Георгиевна достала из сумочки небольшой японский веер, искусное изделие из душистого дерева и проклеенной бумаги.

— Возьми его, обмахивайся в жару! Он из сказочной страны, а держать его в руке надо так. Это — по-японски. А так — по-испански.

Подарок произвел сенсацию. Курчавый муж одаренной сказал:

— Слушай, если захочешь пройтись с твоим молодым, — иди куда хочешь, хоть на всю ночь! Мы за твоими вещами и за мальчиком присмотрим. Он у тебя на наших похож... Ничего у тебя не пропадет!

За бортом выныривали тюлени, глянцевито-черные, усатые, с удивленными глазами...

Роня задремал было. Очнувшись, увидел ее: сидящую рядом, с очами удивленными и круглыми, как у тюленей. Повернул голову и ахнул!

Там, на юго-западе, уже поднялся в небо, вынырнув из морских пучин, весь Кавказский хребет, в синих прожилках ущелий, в лиловых тенях и с розовеющими снегами вершин. Легко угадывались Эльбрус и Казбек...

Осторожно обошли они, держась за руки, спящих палубных пассажиров, стали у бугшприта и очень долго, в молчании, принимали от неба, моря и гор благословение нерукотворною красотою...

...В Махачкале поднимались на отроги длинной, вытянутой вдоль моря горы Таркитау, а в просторной лощине, у подножия горного массива, видели уборку сена. На огромном стогу работал аварец, как им сказали, 112 лет от роду, принимавший снизу копны, что подавали ему на вилах 90-летний сын и 70-летний внук. У пристани они ужинали перед поездом в маленьком духане, где на двери изображен был подмигивающий горец с перекрещенными руками. Вытянутые указательные персты его рук давали направление входящим. Надпись уточняла: «Здэсь — буфэты. Там — кабинэты». При этом лицо горца лукаво улыбалось.

114